Новости Крыма - крымская служба новостей

Проект Новости Крыма, логотип ©

У Гаспры есть повод отметить 180-летие Льва Толстого

09.09.2008

180-летие со дня рождения великого русского писателя Льва Толстого 9 сентября будут праздновать в разных уголках мира. Но у Гаспры свои, особые права на юбилей. Здесь, в имении графини Паниной, классик литературы жил в 1901-1902 годах, здесь писал знаменитого «Хаджи Мурата», здесь встречался с Антоном Чеховым и другими выдающимися людьми того времени

Максим Горький вспоминал: «Шел к нему в Гаспру берегом моря и под имением Юсупова, на самом берегу, заметил его маленькую угловатую фигурку, в сером помятом тряпье и скомканной шляпе. Сидит, подперев скулы руками, — между пальцев веют серебряные волосы бороды, — и смотрит вдаль, в море, а к ногам его послушно подкатываются, ластятся зеленоватые волнишки, как бы рассказывая нечто о себе старому ведуну. День был пестрый, по камням ползали тени облаков, и вместе с камнями старик то светлел, то темнел. Камни — огромные, в трещинах, и окиданы пахучими водорослями, — накануне был сильный прибой. И он тоже показался мне древним ожившим камнем, который знает все начала и цели, думает о том, когда и каков будет конец камней и трав земных, воды морской и человека, и всего мира — от камня до солнца. А море — часть его души, и все вокруг — от него, из него.
В задумчивой неподвижности старика почудилось нечто вещее, чародейское, углубленное во тьму под ним, пытливо ушедшее вершиной в голубую пустоту над землей, как будто это он — его сосредоточенная воля — призывает и отталкивает волны, управляет движением облаков и теней…»
Толстой мог бы остаться в Гаспре. Навсегда. Зимой 1902 года он сильно болел и, предвидя трудные месяцы впереди, записал в дневнике: «Смерть, казавшаяся невероятной, становится все более и более вероятной, и не только вероятной, но и несомненной».
Для больного Льва Толстого купили даже место на кладбище. Вокруг крутились дети, зятья, снохи, другие родственники, которых больше интересовало, что им перепадет по завещанию. Писатель составлять официальную бумагу не торопился, да, видно, приставали часто, в итоге на свет появилась странная выписка:
«Мое завещание было бы такое. Пока я не написал другого, оно вполне такое: 1. Похоронить меня там, где я умру, на самом дешевом кладбище, если это в городе, и в самом дешевом гробу — как хоронят нищих. Цветов, венков не класть, речей не говорить… 2. В газетах о смерти не печатать и некрологов не писать».
Из дальнейших пунктов примечательный четвертый, в котором Толстой просил наследников отказаться от авторского права: «То, что сочинения мои продавались эти последние 10 лет, было самым тяжелым для меня делом в жизни…». Документ родня сразу запрячет подальше и поглубже — мало ли что больному придет на ум, а денежки упускать нельзя.
Шла лихорадочная переписка ведомств шифрованными телеграммами. Министерство внутренних дел: «В случае кончины находящегося в крайне болезненном состоянии писателя графа Льва Толстого могут возникнуть ходатайства о чествовании его памяти и устройству посему разных собраний и вечеров. Необходимо обойтись к разрешению таковых крайне осмотрительно…»; Таврический губернатор: «В случае ухудшения здоровья или смерти графа Льва Толстого немедленно телеграфируйте»; ялтинский исправник Греков: «Граф Толстой опасно болен»; цензура: «Портрет Толстого не печатать ни в коем случае»; железнодорожная станция: «Немедленно телеграфировать о дне вывоза тела и пути, которым таковое будет направлено». Толстой метался в бреду и беспрестанно повторял: «Севастополь горит».
Измерение правдой
Брату Сергею Николаевичу Толстой писал осенью 1854 года: «Дух в войсках свыше всякого описания. Во времена Древней Греции не было столько геройства. Корнилов, объезжая войска, вместо «Здорово, ребята!» говорил: «Нужно умереть, ребята, умрете?» — и войска кричали: «Умрем, ваше превосходительство! Ура!». И это был не эффект, а на лице каждого было видно, что не шутя, а взаправду, и уже 22000 исполнили это обещание… Раненый солдат, почти умирающий, рассказал мне, как они брали 24-го французскую батарею и их не подкрепили; он плакал навзрыд. Рота моряков чуть не взбунтовалась за то, что их хотели сменить с батареи, на которой они простояли тридцать дней под бомбами. Солдаты вырывают трубки из бомб. Женщины носят воду на бастионы для солдат. Многие убиты и ранены. Священники с крестами ходят на бастион и под огнем читают молитвы. В одной бригаде 24-го было 160 человек, которые раненые не вышли из фронта. Чудное время! Мне не удалось ни одного раза быть в деле, но я благодарю Бога за то, что я видел этих людей и живу в это славное время».
Заслуга Толстого в том, что он сумел увидеть трагедию мира в трагедии крошечной души. В принципе, в «Севастопольских рассказах» больше журналистики, чем литературы, но будущий классик уже «проглядывается» в первых записях. Мальчик собирает голубые цветы в роковой долине, задевает окоченевшую руку трупа: «Рука покачнулась и опять встала на свое место. Мальчик вдруг вскрикнул, спрятал лицо в цветы и во весь дух побежал прочь к крепости». Это уже Толстой, а не подпоручик 3-й батареи 14-й артиллерийской бригады, решивший вести военные дневники.
Два дерева
Прошлое не исчезает. В жизни бывают удивительные совпадения, просто мистические. Софья Толстая в 1885 году запишет в дневнике: «Когда они ехали с Урусовым по дороге в Симеиз, они проезжали то место, где Левочка стоял во время войны со своим орудием; а в том самом месте он сам и только один раз выстрелил. Тому почти тридцать лет назад. Едут они с Урусовым, а он вышел из ландо и пошел что-то искать. Оказалось, что он увидел вблизи дороги ядро горного орудия. Не то ли это ядро, которым выстрелил Левочка во время Севастопольской войны? Никто никогда другой там не мог стрелять. Орудие горное было одно».
С Южного берега Крыма Толстой прислал жене четыре письма. Там есть мысли и о природе — «Ночь лунная, кипарисы черными столбами на полугоре — фонтаны журчат везде, и внизу синее море, без умолку»; «Очень хорошее шоссе в камнях, — оливки, виноградники, миндальные деревья и море синее, синее…». И о жизни — «Нет следов той Ялты, которую я знал, великолепие необыкновенное и разврат цивилизаций». «Здесь, как я говорил, радостно, что не видать бедных и пьяных, но дурно то, что много безумных богачей…»
О «безумных богачах» снова напоминают нам глухие заборы, которые во многих местах перерезали подступы к морю. Как-то в Гаспре Толстой рассказал лечащему врачу Волкову эпизод, который его мучил. Для стрельбы из орудий под Севастополем понадобилось срубить два огромных ореховых дерева. «И вот до сих пор мне жаль этих деревьев и стыдно за то, что я велел срубить их», — с горечью произнес писатель. По нынешним меркам, полная ерунда: жалеть пару орехов, погибших в войну полвека назад. Сегодня редкие деревья на Южнобережье уничтожаются сотнями — на площадках под дачи, особняки, магазины, киоски. В Мисхорском парке, национальной жемчужине, за ночь без следа пропадают вековые кедры — и то ничего.
У рядового народа постепенно отбирают доступ к морю. Толстому тоже не знали, как насолить, запретили ему ходить по «частной собственности» — любимой тропе. Его современник П. Буланже отмечал в своих записках, что тропинка была проложена через владения великого князя Александра Михайловича и удельные владения, «поэтому нужно было попросить состветствующее разрешение, и оно было дано. Упоминаю об этом потому, что впоследствии, когда болезнь Льва Николаевича привлекла особое внимание правительства, разрешение это было взято обратно».
Говорят, что история развивается по спирали. Царя свергли, во дворцах и имениях организовывали санатории, к морю все ходили без препятствий. Сегодня Южнобережье захватывается по-новой, все больше появляется особняков олигархов и прочих «крутых». Непременным атрибутом всех владений являются мощные ворота и вооруженная охрана.
В Совете министров Крыма говорят открыто: «У нас многие санатории принадлежат различным ведомствам с непонятными схемами управления и подчинения. При приватизации здравницы на 100—200—300 человек могут превратиться в базы для 1-2 отдыхающих. Те, у кого толстые кошельки, скупят наши профильные здравницы и создадут там здравницы для матери и ребенка. То есть на одну мать и на одного ребенка».
К слову, не грозит ли эта участь санаторию для родителей с детьми «Ясная Поляна» в имении графини Паниной, где жил когда-то Лев Толстой. Бои за землю и здравницу идут здесь не первый год вопреки высказыванию классика: «Пирог не вечен, а вечен разум человеческий!». И еще одна картинка для раздумий. Когда Толстому запретили ходить по тропе, пришлось на татарской лошадке ездить по нижней дороге. Горький рассказывал: «У границы имения А. М. Романова, стоя тесно друг к другу, на дороге беседовали трое Романовых: хозяин Ай-Тодора, Георгий и еще один, — кажется, Петр Николаевич из Дюльбера, все бравые крупные люди. Дорога была загорожена дрожками в одну лошадь, поперек ее стоял верховой конь; Льву Николаевичу нельзя было проехать. Он уставился на Романовых строгим требовательным взглядом. Но они, еще раньше, отвернулись от него. Верховой конь помялся на месте и отошел немного в сторону, пропуская лошадь Толстого.
Проехав минуты две молча, он сказал:
— Узнали, дураки.
И еще через минуту:
— Лошадь поняла, что надо уступить дорогу Толстому».
Иногда до лошадей простые истины доходят быстрее…
Волшебная власть
В повести «Хаджи Мурат», написанной в Гаспре, есть начальные строки о чудном малиновом репейнике, который переехала телега, и все-таки он, измазанный грязью, с оторванным отростком, «после поднялся и потому стоял боком, но стоял». Спасибо Гаспре, ее климату, — Толстой встал на ноги. Из Крыма он уехал в конце июня 1902 года. В очерке Александра Куприна «О том, как я видел Толстого на пароходе «Св. Николай» есть примечательное наблюдение: «Он шел как истинный царь, который знает, что ему нельзя не дать дороги… И я понял с изумительной наглядностью, что единственная форма власти, допустимая для человека, — это власть творческого гения, добровольно принятая, сладкая, волшебная власть».
Не мешало бы перечитать эти строки сегодняшним политикам.
Южную поездку Лев Толстой вспоминал часто. Не роскошный дворец, в котором он жил в Гаспре, а простой стол, за которым так хорошо работалось по вечерам. Кстати, через много лет этот овальный стол, как и старинные часы, найдут разбитыми на чердаке, отреставрируют и выставят в музее санатория «Ясная Поляна». На мой взгляд, самый потрясающий экспонат там — первая страница рукописи «Хаджи Мурата». Разобрать ее трудно, по моим подсчетам, на 34 строки приходится 33 поправки и вычеркивания. Вот так работают настоящие мастера!
Говорят, что сегодня в Тульской организации Союза писателей России насчитывается человек сто. Рост и прогресс налицо, если учесть, что до революции в Тульской губернии писатель был всего один. Лев Толстой.
Толстым стать просто: сесть за стол и шесть раз переписать «Войну и мир». Как это сделал он.
Стать поклонником творчества Толстого еще проще: сесть и прочитать хотя бы «Холстомера».
Времени не хватает…
Автор: Владимир Куковякин

Ялтинский курьер

© 2024 - 2003 Новости Крыма, крымская служба новостей