«Синани-Фест-2008» представляет своих звезд: Юлий Гуголев — ироничный экспериментатор

Второй международный фестиваль поэзии «Синани-Фест-2008» представялет самых известных специальных гостей

Текст с сайта Новая литературная карта России
Работал на НТВ, затем – в российском отделении Красного креста (в настоящее время руководитель департамента образовательных программ). Начал публиковаться в самиздате («Митин журнал», 1986), затем печатался в журналах «Юность», «Знамя», «Октябрь», «Критическая масса», выпустил две книги стихов. Эпизодически публиковал также переводы из современной англоязычной и скандинавской поэзии. Лауреат премии «Московский счет» (2007).
*******
От автора:
— Критерием удачи является чувство, которое бывает, к примеру, ранней весной. Когда налетает теплый ветер, с его особенной мартовско-апрельской подлостью, когда еще не лето, и все, что будет, – только обещанье. И так тебя это трогает за живое, что думаешь: как же все это выразить в звуке и почленораздельней! Бывает схожее ощущение от удавшегося стихотворения. Когда ты задыхаешься от того, что уловил и почти передал то, что и выразить-то человеческим голосом невозможно.
Из интервью Андрею Вознесенскому
*******
Так говорят:
Дмитрий Кузьмин:
— Поэзия Гуголева близка, с одной стороны, линии Михаила Айзенберга на бережное воспроизведение речевой интонации в рамках классической просодии, с другой — иронической поэзии Игоря Иртеньева и Владимира Друка, особенно в жанре своеобразной иронической баллады. Особенностью тематического репертуара Гуголева является постоянное возвращение к теме еды, трактуемой не только как маркер приватного пространства, примета определенной эпохи или жизненного уклада, но и в экзистенциальной плоскости, как пример диалектики присвоения, превращения внешнего во внутреннее. В 2000-е годы поэзия Гуголева обогатилась интересными экспериментами со сверхсложными строфическими конструкциями.
Данила Давыдов:
— «Плотскость» гуголевских сюжетов (а многие тексты Гуголева подчеркнуто фабульны), которая на деле оборачивается метафорой сосуществования тела и души, его ироничность, лишенное всякой искусственности умение инкорпорировать живую речь в ткань регулярного стиха выделяют Гуголева из каких-либо течений или групп как совершенно самобытную фигуру.
*******
Чаю воскресения мертвых.
Символ веры.
Услыхал еврей про три желания, и говорит золотой рыбке:
— Я хочу роллс-ройс, дом во Флориде, 5 миллионов евро и молодую, красивую, покладистую жену с хорошей фигурой, — это раз…
Из анекдота
Это знаете, как бывает:
мрак ночной вас в гостях застиг,
разговор затихает, и стих,
но решимости всё ж не хватает,
чтоб убраться в ночную мглу,
и хозяйка, зевок глотая,
снова чайник несёт к столу.
— Мне пора, дорогие друзья.
— Да мы все щас пойдём! А чаю?
Мне не думать об этом нельзя,
я с трудом за себя отвечаю:
чаю? — я! воскресения мертвых? –
тоже я! — и как с рыбкой еврей
торговавшийся, — это во-первых, —
добавляю у самых дверей.
Книжки спят, знать пора и нам,
с нами всё ж веселей семенам
в перегное орковых грядок.
Говоришь, не постельный режим?
Ну, а чё такой беспорядок?
А чего мы тогда лежим,
точно письма в пустых конвертах?
Кто надписывал имена?
Ну, чего мы лежим, зевая?!
Ждём ль чего?
Воскресения мертвых,
видишь, очередь тут одна,
но ещё не вполне живая.

Литературная гостиная отеля «Театральный-Франция»